Полина Григорьева
Человеческое, слишком человеческое
О нескольких видах любви и о дружбе в евангельских текстах
Если вы подойдете к христианину и спросите его, что есть Бог, самым частым ответом окажется избитая до банальностей фраза "Бог есть любовь". Это трансформировавшееся утверждение апостола Павла, которое впервые было зафиксировано не на латыни, что было бы типично для римлянина, но на греческом языке. Сейчас мы не отдаем в этом себе отчета: для нас множественность смыслов этой фразы обусловлено только тем, что в само понятие "любовь" мы вкладываем различные значения. Значимость греческого языка, утраченная в переводе, проявляется еще в одном моменте Нового Завета: в двадцать первой главе Евангелия от Иоанна Иисус трижды спрашивает Петра, любит ли он его. Он делает это трижды не потому, что плохо слышит или нуждается в дополнительных подтверждениях — в греческом языке понятию "любовь" соответствовали глаголы έράω (эрос), φιλέω (филео), στοργέω (сторге) и ἀγαπάω (агапе). В христианском контексте чаще всего слышишь рассуждения на тему любви жертвенной и отдающей – агапе, любовь родственная, сторге, почитается как одна из добродетелей. Любовь эротическая в массовом сознании верующих была несправедливо записана в категории грешных и запретных, и это несмотря на потрясающую в своей красоте "Песнь Песней", на послания апостола Павла, который сравнивал интимность союза Бога и Церкви с близостью союза мужа и жены. За всеми дискуссиями об этих смыслах любви позабылась филео, дружба, которую древнегреческие философы считали высшей из добродетелей.
Дружба в Библии представляется как нечто серьезное и ответственное. Вспомните Евангелие от Иоанна, где Христос говорит: "Вы друзья Мои, если исполняете то, что Я заповедую вам. Я уже не называю вас рабами, ибо раб не знает, что делает господин его; но Я назвал вас друзьями, потому что сказал вам все, что слышал от Отца Моего". Быть другом Иисуса Христа, Богочеловека, для христианина — воплощение серьезной миссии, свидетельства о спасении, которое может воплотиться уже в этой жизни. В этом же смысле трактуется и дружба Христа с мытарями и грешниками: это максимальная открытость к общению, распространение благой вести, которая становится выше заповедей и закона. Дружба здесь теряет знакомый современному человеку смысл и уходит в высшие сферы, где еще философы древности идеалистически мечтали о совершенной форме человеческих отношений.
Однако христианство не было бы столь популярным, не оставалось бы актуальным по сей день спустя две тысячи лет попыток трансформации, исторических изменений и поиска смыслов, если бы оно не было живым. Абстрактная дружба как абсолют не выдержала бы испытания временем и превратилась в занятный памятник искусства. Тем удивительнее, что первыми пророками новой веры были не философы, не интеллектуалы и даже не учителя: это был плотник, водивший за собой горстку рыбаков.
Леонардо да Винчи "Тайная вечеря"
Христос идет дальше и выбирает себе близкого друга среди своих последователей. Иоанн был любимым учеником, и их отношения были по-человечески нежными.
Мифология мира предлагает нам богов, чье общение с людьми только подчеркивало различия. Это общение сильного со слабым, спустившегося с вершины своей славы в нищету, духовную и физическую, где пребывают люди, готовые поклоняться и всячески благодарить своего благодетеля. Иудейская традиция в целом описывает такого же Бога, карающего отступников и милостивого к своим почитателям, но голос Нового Завета начинает звучать еще в самой древней из книг, Исходе: "И говорил Господь с Моисеем лицом к лицу, как бы говорил кто с другом своим". Христос, приходящий в человеческий мир, понимает, что дружба возможна только между людьми одного уровня, и его сила и слава исходят из этого понимания. Его дружба — изначальная, не скрытая за трактовками и размышлениями — в том, чтобы на свадьбу не заканчивать праздник, а добавить еще вина. В этом жесте нет божественности, нет благочестивого благоговения и вести о трансцендентом. Здесь вечна простота дружбы, которая открывается в абсолютно мирских вещах. Чудо на браке в Кане Галилейской — это еще и первое чудо, что не может не вызвать ассоциации с первым приказом монарха, получившего власть: он задает тон всему царству, царство Христа вместо сложных истин о спасении вдруг постулирует нескончаемую радость. Это чудо не становится единственным, говорящем об Иисусе Христе как о друге. Его взаимоотношения с учениками никак не напоминают отношения пророка и последователей: какой великий человек будет омывать ноги более низким по статусу перед трапезой? Какой учитель мудрости будет дружить со своими учениками? Христос идет дальше и выбирает себе близкого друга среди своих последователей. Иоанн был любимым учеником, и их отношения были по-человечески нежными: на тайной вечере, последней трапезе Иисуса с апостолами, Иоанн возлежал на груди своего учителя. Разве мы не ищем физического контакта — объятия, поцелуя, рукопожатия — чтобы он закрепил явным образом духовную близость дружбы?
Разве мы не торопимся к другу, когда он болен, не переживаем за него, и не можем найти утешения, когда смерть забирает его? В своем чуде, предвосхищающем победу над смертью, Христос воскрешает Лазаря. Сквозь ткань реальности проступает божественное: Иисус говорит таинственными фразами, совершает обрядовые действия, но при этом остается человеком. В Новом Завете очень часто употребляется глагол, который мы сейчас переводим как "громко плакать" или "рыдать", но единственный раз, когда используется глагол " ἑδάκρυσεν", который на русский переводится точнее всего глаголом "прослезиться", встречается в эпизоде, рассказывающем про смерть Лазаря. Он сам и его сестры, Марфа и Мария, в отличие от апостолов и учеников, не являются постоянными героями. Лазарь ни разу ничего не говорит в Евангелии, мы почти ничего о нем не знаем, кроме того, что Иисус любил его, называл его своим другом, любил его сестер, бывал у них дома. И в тихом горе, которое переживает Христос из-за смерти Лазаря, мы узнаем то отличие, какое придается любым человеком в отношении своего друга.
Винсент Ван Гог "Воскрешение Лазаря"
Дружба для Христа — это не любовь и милость, исходящая от Бога-Отца, это полноправные взаимные отношения, так похожие на те, что переживают люди. Простота, проекция высшего на близкое и доступное — причина актуальности христианства и по сей день. Это не гуманизм, с которым ошибочно путают идеологию христианства последние лет сто: это не любовь ко всему человечеству в целом, это избранная любовь к конкретной личности, которого мы называем другом. Евангелист Лука пишет свое послание для Феофила, своего ученика и друга, и за простым именем, как и везде в Евангелии, скрывается трансцендентное: Тео-филео, взаимноравная любовь от Бога, дарованная каждому, кто отвечает и две тысячи лет спустя на предложение дружбы, длящейся вечность.