Сегодня утром я проснулась не от гитарного перебора мелодии будильника, а от истошного пьяного вопля «Считаю до трёх. Это было раааз» прямо под нашими окнами. Орал пьющий сосед, которого не пустила домой не менее пьющая жена.
Подскочив с кровати и натянув халат, я высунулась в окно и высказала ему все, что думаю о нем в это время и в этом месте, указав конкретное направление дальнейших действий.
Квартира, в которой я живу сейчас, принадлежала моей любимой бабушке. С этим местом связаны мои самые добрые детские воспоминания, вкус хрустящего безе на торте и тепло пластиковой бутылки с горячей водой, которую бабуля всегда перед сном клала мне под одеяло, чтобы я согрелась. Бабушки больше нет, а ее квартира оставалась последним оплотом нашего с ней уюта. Прекрасный мир родом из детства день изо дня стал разваливаться от саморазрушающихся людей этажом выше.

Когда я первый раз осталась в этой квартире на две недели, мама предупредила меня, что соседи сверху буйные. Я ждала музыки, топота в ночи и шумных компаний, но когда я впервые услышала истошные крики соседки сверху, не на шутку перепугалась. В голове прокрутились миллионы сюжетов о домашнем насилии и тирании, перед глазами всплыл образ недавно погибшей от рук мужчины однокурсницы. Крики не утихали, и я поняла, что есть опасность, что женщина попросту может не дожить до утра. Я была полна решимости подняться наверх и зайти в их квартиру, чтобы помешать чему-то страшному. Но в итоге страх оказаться избитой незнакомым пьяным неадекватом оказался сильнее. Тогда я впервые в жизни вызвала полицию, уверенная в том, что помогла хотя бы таким образом. Сотрудники приехали, опросили меня и ушли к соседям. Стало тихо, и я успокоилась.

А через день история повторилась вновь. Я прислушивалась к тому, что о чем говорят или пытаются говорить эти люди, ведь слышимость в квартире такая, что слышно было каждое внятно произнесенное слово.
Стало понятно, что вся эта ежедневная пьяная ругань с драками и рыданиями - это ритуал. Ритуал, обязательным элементом которого является максимальное смешивание друг друга с нечистотами и выяснением, кто сколько зарабатывает, кто больше съел и чья эта квартира.

Постепенно, тревожность за жизнь женщины, живущей сверху, сменились апатией. Каждая ссора соседей обязательно начиналась с провокации одной из сторон. В один день виновата в конфликте была соседка, в другой - не прав оказался ее сожитель. Она кричала на весь дом и, рыдая, просила его перестать бить, а он свирепел и рычал, что она его вывела из себя. На завтра она уже буйствовала и на повышенных тонах обозначала, в чем он не прав. И так, день за днём.
Удивительным для меня стало полное бездействие других жителей подъезда. Я жила под беснующейся парочкой, но ведь были и те, кто жил в соседних с ними квартирах.
Однако день за днем слушая бесконечные пьяные крики, я поняла, что они больше не вызывают во мне никаких чувств, кроме раздражения из-за нарушения моего спокойствия. Ещё пару раз вызывала сотрудников полиции, но им не открыли двери. Я просто привыкла. А потом стала такой же равнодушной и бездействующей соседкой.

Эти люди из жертв ситуации превратились в объект для изучения - кто же окажется виновником конфликта в этот день? Их слёзы и крики больше не вызывали жалость, им больше не хотелось помочь.
Они потеряли работу, угробили здоровье, у них отняли детей, наконец, они потеряли самих себя. Болезнь, от которой нужно было спасаться, стала их каждодневной реальностью. Протянутая рука помощи от ежедневных избиений в виде сотрудников полиции, так и не достучалась в закрытую дверь. Им не нужна помощь. Потому что они не хотят ничего менять.

Падая на дно синей ямы, они заливают в горло очередную стопку, чтобы увлажнить и без того скользкий спуск. А вслед за ними, в прозябающе черную темноту равнодушия летят все те, кто хотел помочь.