Алена Капустина, Яна титоренко
Монополия спасения
Мир, созданный из любви, легко делится пополам. Любой союз начинается с двух. Сексуальная ориентация, цвет волос, политические взгляды – любые. Человека - два.
Есть и другой формат отношений, особенно популярный в Серебряном веке - тройственные союзы, любовь на 3, 2, 1...
Есть и другой формат отношений, особенно популярный в Серебряном веке - тройственные союзы, любовь на 3, 2, 1...
И надо нам было третьего, чтобы, соединясь с нами – разделил нас.
З. Гиппиус. О Бывшем.
З. Гиппиус. О Бывшем.
Дмитрий Философов, кутаясь в турецкий халат, сквозь полуприкрытые веки вглядывается в комнату, заполненную сумерками и едким, знакомым запахом Дягилева.
– Это он приходил? – у него сухой, почти лишенный всяких эмоций голос.
– Да, – Дягилев хлопает дверью, и от резкого звука его гость морщится с раздражающей покорностью обстоятельствам.
– Ты его выпроводил?
– Да, но он придет снова.
Философов с медлительностью больного притягивает к себе бумагу и чернила. Щелкает спичка, озаряя комнату дрожащим испуганным светом. Cверху он выводит пренебрежительно "Мережковскому": «Если я погиб, то меня уже не спасешь, если я еще не погиб, то почему Вы думаете, что у Вас монополия спасения? Нет ли тут опять главного Вашего порока — гордыни?».
– Это он приходил? – у него сухой, почти лишенный всяких эмоций голос.
– Да, – Дягилев хлопает дверью, и от резкого звука его гость морщится с раздражающей покорностью обстоятельствам.
– Ты его выпроводил?
– Да, но он придет снова.
Философов с медлительностью больного притягивает к себе бумагу и чернила. Щелкает спичка, озаряя комнату дрожащим испуганным светом. Cверху он выводит пренебрежительно "Мережковскому": «Если я погиб, то меня уже не спасешь, если я еще не погиб, то почему Вы думаете, что у Вас монополия спасения? Нет ли тут опять главного Вашего порока — гордыни?».
Из двух точек в геометрической парадигме мира нельзя построить фигуру. Две точки могут сложиться только в отрезок – ограниченный с двух сторон, он не продолжается, а статичным остается в пространстве. Прямая может длиться, но она всегда одинока. Треугольник – фигура полноценная, осязаемая. В ней тоже можно найти недостатки, если разглядывать с линейкой – треугольник скучен и слишком прост. Но всё же треугольник – это уже какое-то начало. Что ж, нам нужны три точки на этой плоскости – поэт Зинаида Гиппиус, ее супруг писатель Дмитрий Мережковский и публицист Дмитрий Философов. Нарисовали? Соединяем их.
Они сразу друг другу не понравились – все втроем. Гиппиус о знакомстве с Мережковским, своим будущим мужем, пишет так: «Когда в зале ротонды, после какой-то кадрили, меня Глокке с Мережковским познакомил, я встретила его довольно сухо, и мы с первого раза стали… ну, не ссориться, а что-то вроде. Мне стихи его казались гораздо хуже надсоновских, что я ему не преминула высказать… Однако после первой встречи мы стали встречаться ежедневно, в парке, на музыке и у Якобсона… Но почти всегда разговор наш выливался в спор».
Философов встречает его в Италии в декабре 1893 года, он приезжает с Дягилевым, своим кузеном и любовником. Мережковский ему не нравится, он пишет в дневнике: "Вот хам-то и гадина!".
Зинаида Гиппиус появляется в жизни Философова раньше, в 1889 году. Красивая, волевая, решительная. Она носит мужскую одежду и откровенные наряды, принимает гостей в ванной и вызывающе пудрится. У нее рыжие волосы и глубокие серые глаза. Философов – словно полная противоположность – безвольный, скромный, по-настоящему религиозный, неподдельно честный, он способен мыслить категориями, ей недоступными. Гиппиус питает страсть к гомосексуалистам, они нравятся ей больше остальных, и своей симпатии к Философову поэтесса даже не пытается скрывать.
Они сразу друг другу не понравились – все втроем. Гиппиус о знакомстве с Мережковским, своим будущим мужем, пишет так: «Когда в зале ротонды, после какой-то кадрили, меня Глокке с Мережковским познакомил, я встретила его довольно сухо, и мы с первого раза стали… ну, не ссориться, а что-то вроде. Мне стихи его казались гораздо хуже надсоновских, что я ему не преминула высказать… Однако после первой встречи мы стали встречаться ежедневно, в парке, на музыке и у Якобсона… Но почти всегда разговор наш выливался в спор».
Философов встречает его в Италии в декабре 1893 года, он приезжает с Дягилевым, своим кузеном и любовником. Мережковский ему не нравится, он пишет в дневнике: "Вот хам-то и гадина!".
Зинаида Гиппиус появляется в жизни Философова раньше, в 1889 году. Красивая, волевая, решительная. Она носит мужскую одежду и откровенные наряды, принимает гостей в ванной и вызывающе пудрится. У нее рыжие волосы и глубокие серые глаза. Философов – словно полная противоположность – безвольный, скромный, по-настоящему религиозный, неподдельно честный, он способен мыслить категориями, ей недоступными. Гиппиус питает страсть к гомосексуалистам, они нравятся ей больше остальных, и своей симпатии к Философову поэтесса даже не пытается скрывать.
Именно Философова Мережковские первым посвящают в проект создания новой церкви (вторым будет Розанов). Он участвует в организации Религиозно-философских собраний.
Они обвенчаются 29 марта 1901 года в Великий четверг в доме Мурузи у Мережковских. Все трое снимут кольца, связывающие с прошлыми отношениями, и наденут друг на друга кресты. Уже осенью Философов уедет. Он вернется к Дягилеву, и они совершат небольшое путешествие в Европу. Дягилев будет препятствовать со свойственной ему ревнивостью – в дальнейшем он будет отправлять своего секретаря буквально следить за Нижинским, но это не поможет – встрече Мережковского с Философовым. Мережковский, питая нежные чувства к якобы погибающему другу, неотступно следует за его потенциальным спасением. Философов, не выдерживая, отвечает гневным письмом против своего смиренного обыкновения:
«Если я погиб, то меня уже не спасешь, если я еще не погиб, то почему Вы думаете, что у Вас монополия спасения? Нет ли тут опять главного Вашего порока — гордыни?».
Они обвенчаются 29 марта 1901 года в Великий четверг в доме Мурузи у Мережковских. Все трое снимут кольца, связывающие с прошлыми отношениями, и наденут друг на друга кресты. Уже осенью Философов уедет. Он вернется к Дягилеву, и они совершат небольшое путешествие в Европу. Дягилев будет препятствовать со свойственной ему ревнивостью – в дальнейшем он будет отправлять своего секретаря буквально следить за Нижинским, но это не поможет – встрече Мережковского с Философовым. Мережковский, питая нежные чувства к якобы погибающему другу, неотступно следует за его потенциальным спасением. Философов, не выдерживая, отвечает гневным письмом против своего смиренного обыкновения:
«Если я погиб, то меня уже не спасешь, если я еще не погиб, то почему Вы думаете, что у Вас монополия спасения? Нет ли тут опять главного Вашего порока — гордыни?».
Дорогая Зина,
я не знаю, что со мной делается. Как только соберусь к вам — так начинаю выдумывать повод, чтобы не идти. Какой-то страх, глупый страх. В воскресенье пошел с сестрой на совещание родителей, а вчера был на редакционном собрании «Жупела». Какая-то реакция, которая сегодня, слава Богу, начала проходить, и я по крайней мере в силах написать это письмо. Думаю, все опять пройдет, но сколько чувства какого-то отчаяния за свою слабость. Впрочем, я чувствую себя плохо физически.
Постараюсь прийти сегодня. Говорю постараюсь, потому что еще нет уверенности. Но повторяю, слава Богу, лучше. Завтра надеюсь окончательно войти опять в колею и избавиться от какого-то острого нежелания вас видеть, т. е., конечно, не вас, единственно близких, а вернее себя.
Ваш Дима
я не знаю, что со мной делается. Как только соберусь к вам — так начинаю выдумывать повод, чтобы не идти. Какой-то страх, глупый страх. В воскресенье пошел с сестрой на совещание родителей, а вчера был на редакционном собрании «Жупела». Какая-то реакция, которая сегодня, слава Богу, начала проходить, и я по крайней мере в силах написать это письмо. Думаю, все опять пройдет, но сколько чувства какого-то отчаяния за свою слабость. Впрочем, я чувствую себя плохо физически.
Постараюсь прийти сегодня. Говорю постараюсь, потому что еще нет уверенности. Но повторяю, слава Богу, лучше. Завтра надеюсь окончательно войти опять в колею и избавиться от какого-то острого нежелания вас видеть, т. е., конечно, не вас, единственно близких, а вернее себя.
Ваш Дима
Гиппиус считает, что Дягилев – причина их разлада. Наверное, в некотором роде так оно и есть. Известен инцидент, когда Дягилев ворвался в ресторан, где его брат ужинал с Гиппиус и закатил грандиозный скандал по поводу непонятного любовника обоих.
З. Гиппиус пишет на Дягилева едкую эпиграмму:
Курятнику петух единый дан.
Он властвует, своих вассалок множа.
И в стаде есть — Наполеон — баран.
И в «Мир Искусстве» есть — Сережа.
Вражда Дягилева и Гиппиус продлится ещё очень долго, но этот раунд редактор "Мира искусства" проиграет. В 1903 году Философов вернется к своей "семье", но совместная жизнь, полноценный тройственный союз, начнется между ними только в 1906 году – после революции 1905.
З. Гиппиус пишет на Дягилева едкую эпиграмму:
Курятнику петух единый дан.
Он властвует, своих вассалок множа.
И в стаде есть — Наполеон — баран.
И в «Мир Искусстве» есть — Сережа.
Вражда Дягилева и Гиппиус продлится ещё очень долго, но этот раунд редактор "Мира искусства" проиграет. В 1903 году Философов вернется к своей "семье", но совместная жизнь, полноценный тройственный союз, начнется между ними только в 1906 году – после революции 1905.
Д. Философов "Мой путь"
После 1905 года я почувствовал импульс сочетать художественные идеалы с активной деятельностью, объединить их в деле. Это был источник вдохновения и мотивировка, которые поддерживали мой интеллектуальный союз с Дмитрием Сергеевичем и Зинаидой Николаевной и нашу общую безраздельную преданность поставленной цели совершить духовное возрождение.
Наш первый – 2. Второй, с ним повторяясь,
Свое, для третьего, прибавил – 6.
И вот, в обоих первых – третий есть,
Из сложности рождаясь.
Пусть нет узла – его в себе мы носим.
Никто сплетенных чисел не рассек.
А числа, нас связавшие навек, –
2, 26 и 8.
З. Гиппиус
Свое, для третьего, прибавил – 6.
И вот, в обоих первых – третий есть,
Из сложности рождаясь.
Пусть нет узла – его в себе мы носим.
Никто сплетенных чисел не рассек.
А числа, нас связавшие навек, –
2, 26 и 8.
З. Гиппиус
Гиппиус способна была оправдать их союз даже нумерологически. Мережковский родился 2 августа, Философов – 26 марта, она сама – 8 ноября. Она думала, что их тройка воплощает идею Святой Троицы, концепцию самого тройственного устройства мира. Вячеслав Иванов использует в письмах к ним обращение: "Дорогое трио!". Для друзей, духовных союзников и оппонентов их уже не существует отдельно, они – общность. У них общие художественные интересы, совместное видение мира.
В 1906 году они уезжают в Париж. Уединение и жизнь втроем, по мнению Мережковского, должны стать для тройки испытанием. Философов колеблется, долго не хочет ехать. Его пугает не жизнь за границей, а жизнь под одной крышей с Гиппиус. После совместной поездки на отдых в Крым он четко представляет, какие чувства она к нему испытывает. Философов не может ответить на них и стремится отступить назад, но в Париж всё же едет – по слухам, увлеченный сверх меры Мережковским, а отнюдь не его женой.
В Париже у них было три главных интереса – католичество и модернизм, политическая жизнь Европы и русская эмиграция. Мережковского интересовало первое, Гиппиус – третье, а Философова – второе, но все вместе они исследовали интересы друг друга. Трио заводит обширный круг знакомств с русскими эмигрантами, внимательно изучает политические симпатии – свои и чужие. Они вместе думают о революции. Художественный манифест триумвирата – драма Мережковского и Философова о Первой русской революции "Маков цвет".
В 1906 году они уезжают в Париж. Уединение и жизнь втроем, по мнению Мережковского, должны стать для тройки испытанием. Философов колеблется, долго не хочет ехать. Его пугает не жизнь за границей, а жизнь под одной крышей с Гиппиус. После совместной поездки на отдых в Крым он четко представляет, какие чувства она к нему испытывает. Философов не может ответить на них и стремится отступить назад, но в Париж всё же едет – по слухам, увлеченный сверх меры Мережковским, а отнюдь не его женой.
В Париже у них было три главных интереса – католичество и модернизм, политическая жизнь Европы и русская эмиграция. Мережковского интересовало первое, Гиппиус – третье, а Философова – второе, но все вместе они исследовали интересы друг друга. Трио заводит обширный круг знакомств с русскими эмигрантами, внимательно изучает политические симпатии – свои и чужие. Они вместе думают о революции. Художественный манифест триумвирата – драма Мережковского и Философова о Первой русской революции "Маков цвет".
В. Злобин "Гиппиус и Философов"
Однако в Философове с самого начала чувствуется какая-то сдержанность и холодок. Гиппиус к нему неравнодушна — это ее тайна. Но он больше интересуется Мережковским и его идеями, а ее сторонится. Ему многое в ней не нравится. И она это чувствует. 19 декабря 1900 г. она записывает в своем дневнике: «...он (Философ) меня не любит и опасается. Именно опасение у него (а не страх), мелкое, примитивное, житейское. Я для него в сущности декадентская дама, подозрительная интриганка и опасается он меня не более, чем сороконожки».
У Мережковских была привычка «спасать» своих друзей (от гибели духовной, конечно). «Спасали» Мережковские даже в том случае, когда «погибающий» вовсе этого не желал, будучи убеждены, что делают доброе дело. К судьбе Философова, находившегося под влиянием Дягилева и его кружка, Мережковские не могли, конечно, отнестись равнодушно. Они считали, что на человека слабохарактерного, каким был Философов, атмосфера этого кружка должна действовать разлагающе. И вот Гиппиус начинает строить планы его «спасения», не без тайной надежды его приручить. На той же странице дневника, где она только что говорила о его к ней нелюбви, она пишет: «Жалею и Философа, который в такой узкой тьме. Там (у Дягилева) он пропадет, ну, конечно. Для меня все ясно. Надо сделать что могу. У меня были такие мысли...» И вдруг спохватывается: «Да что я о Философове!» Но это игра. Философов ее интересует с каждым днем все больше и в своем успехе она почти не сомневается.
У Мережковских была привычка «спасать» своих друзей (от гибели духовной, конечно). «Спасали» Мережковские даже в том случае, когда «погибающий» вовсе этого не желал, будучи убеждены, что делают доброе дело. К судьбе Философова, находившегося под влиянием Дягилева и его кружка, Мережковские не могли, конечно, отнестись равнодушно. Они считали, что на человека слабохарактерного, каким был Философов, атмосфера этого кружка должна действовать разлагающе. И вот Гиппиус начинает строить планы его «спасения», не без тайной надежды его приручить. На той же странице дневника, где она только что говорила о его к ней нелюбви, она пишет: «Жалею и Философа, который в такой узкой тьме. Там (у Дягилева) он пропадет, ну, конечно. Для меня все ясно. Надо сделать что могу. У меня были такие мысли...» И вдруг спохватывается: «Да что я о Философове!» Но это игра. Философов ее интересует с каждым днем все больше и в своем успехе она почти не сомневается.
"Представить их в бытовом плане было невозможно. В них не было плотского, они прошли в жизни романтично, как полутени", – писал о них современник, пытаясь намекнуть, что плотских отношений между тройкой не было. Чем же тогда был этот союз? Художественным объединением, в котором все разделяли взгляды друг друга и все сохраняли способность быть индивидуальностями?
В. Злобин считал эти отношения поединком Гиппиус и Философова, в котором она любила Философова, а он – Мережковского. О. Матич называла тройку эротической утопией апокалипсического видения христианства. До сих пор в интернете статьи, посвященные им, носят заголовки, похожие на "лесбиянка и гомосексуалист". Но, даже если страсть и влюбленность объединяли не всех троих, нежность отметилась в этих чувствах неловкими следами рифм и рассказов, эссе и мемуаров – и у Философова, и у Гиппиус, и у Мережковского.
В. Злобин считал эти отношения поединком Гиппиус и Философова, в котором она любила Философова, а он – Мережковского. О. Матич называла тройку эротической утопией апокалипсического видения христианства. До сих пор в интернете статьи, посвященные им, носят заголовки, похожие на "лесбиянка и гомосексуалист". Но, даже если страсть и влюбленность объединяли не всех троих, нежность отметилась в этих чувствах неловкими следами рифм и рассказов, эссе и мемуаров – и у Философова, и у Гиппиус, и у Мережковского.
Тройною бездонностью мир богат. Тройная бездонность дана поэтам.
И разве поэты не говорят
Только об этом?
Только об этом?
Тройная правда – и тройной порог.
Поэты, этому верному верьте.
Только об этом думает Бог:
О человеке.
Любви.
И Смерти.
З. Гиппиус
И разве поэты не говорят
Только об этом?
Только об этом?
Тройная правда – и тройной порог.
Поэты, этому верному верьте.
Только об этом думает Бог:
О человеке.
Любви.
И Смерти.
З. Гиппиус
З. Гиппиус и Д. Философов
Их разделит Польша. Философов останется там с Б. Савинковым, чтобы продолжить борьбу с большевиками. Разочарованные, Гиппиус и Мережковский уедут, неся в своих сердцах ненависть к Варшаве. "Мне не жаль Польши. Она погубила Диму и разделила нас", – напишет Гиппиус.
В "Коричневой тетради" Гиппиус есть две авторские пометки – про Философова:
"Отдать ДМИТРИЮ ВЛАДИМИРОВИЧУ после".
"Некому отдавать, он умер".
Дмитрий Философов умрет в Польше в 1940 году, Дмитрий Мережковский – в 1941, в эмиграции. Гиппиус переживет мужа на 4 года и умрет в одиночестве, обнимая только кошку. Мережковский и Гиппиус будут похоронены в одной могиле в Париже. Наверное, они бы хотели, чтобы Философов был с ними тоже, но он останется в Польше, на православном кладбище в Варшаве. Смерть разлучила их вернее несовпадения во взглядах, общественного порицания, революции и даже любви.
В "Коричневой тетради" Гиппиус есть две авторские пометки – про Философова:
"Отдать ДМИТРИЮ ВЛАДИМИРОВИЧУ после".
"Некому отдавать, он умер".
Дмитрий Философов умрет в Польше в 1940 году, Дмитрий Мережковский – в 1941, в эмиграции. Гиппиус переживет мужа на 4 года и умрет в одиночестве, обнимая только кошку. Мережковский и Гиппиус будут похоронены в одной могиле в Париже. Наверное, они бы хотели, чтобы Философов был с ними тоже, но он останется в Польше, на православном кладбище в Варшаве. Смерть разлучила их вернее несовпадения во взглядах, общественного порицания, революции и даже любви.
Алена:
Мне кажется, они вступали в эти тройственные союзы, потому что были одиноки. И оставались одиноки внутри них. Они не любили друг друга, они любили только себя.
Яна:
Ну, по-моему, Гиппиус любила Философова, он – Мережковского, а тот – себя) В тройственном союзе часто любят самым обычным образом – на двоих, и кто-то страдает, но ради любви готов пойти на формат тройки.
Алена:
Но выходит, что концепция в любом случае не успешна. Значит, мы должны прийти к выводу в финале, что тройственные союзы всегда несчастны.
Яна:
Или счастливы?