Ксения Шаповалова
«Увидя негасимый свет…»
Маленькие шалости становились большими трагедиями.
О том, как Серебряный век изобретал собственных муз и о загадочной женщине «из породы лебедей»...
О том, как Серебряный век изобретал собственных муз и о загадочной женщине «из породы лебедей»...
То было раньше, было прежде…
О, не зови души моей.
Она в разорванной одежде
Стоит у запертых дверей.
Я знаю, знаю,— двери рая,
Они откроются живым…
Душа горела, не сгорая,
И вот теперь полна до края
Осенним холодом своим.
Я буду ждать, я буду верить,
Что там, где места смертным нет,
Другие приобщатся чуду,
Увидя негасимый свет.
О, не зови души моей.
Она в разорванной одежде
Стоит у запертых дверей.
Я знаю, знаю,— двери рая,
Они откроются живым…
Душа горела, не сгорая,
И вот теперь полна до края
Осенним холодом своим.
Я буду ждать, я буду верить,
Что там, где места смертным нет,
Другие приобщатся чуду,
Увидя негасимый свет.
Приобщаться к чуду должна была интеллигенция Серебряного века. Но стихи поэтессы остались поначалу почти никем не замеченные. Более того, талантливого автора журнал «Аполлон» неизменно отвергал. Поначалу...
Ненастным ноябрьским утром 1909 г. на окраине Петербурга, именно там, где А.С. Пушкин получил смертельное ранение от Дантеса, друг против друга стояли два человека с поднятыми пистолетами. Причина дуэли стара как мир: женщина, точнее ее честь. Двадцать пять шагов между противниками отсчитаны, двое медленно шли к барьеру. Глянул первый выстрел. Мимо. Все на своих местах.
«Я требую, чтобы этот господин стрелял!» — воскликнул сделавший выстрел. Его противник, растерянно улыбаясь, удивленно смотрел на свое оружие — пистолет дал осечку. «Он предложил мне стрелять еще раз. Я выстрелил, — боясь, по неумению стрелять, попасть в него. Не попал, и на этом наша дуэль окончилась. Секунданты предложили нам подать друг другу руки, но мы отказались». Так закончилась дуэль между двумя поэтами Серебряного века: Николаем Гумилевым и Максом Волошиным. Волошин защищал честь женщины, которую звали Елизавета Дмитриева, более известная среди литераторов Серебряного века как Черубина де Габриак.
«Я требую, чтобы этот господин стрелял!» — воскликнул сделавший выстрел. Его противник, растерянно улыбаясь, удивленно смотрел на свое оружие — пистолет дал осечку. «Он предложил мне стрелять еще раз. Я выстрелил, — боясь, по неумению стрелять, попасть в него. Не попал, и на этом наша дуэль окончилась. Секунданты предложили нам подать друг другу руки, но мы отказались». Так закончилась дуэль между двумя поэтами Серебряного века: Николаем Гумилевым и Максом Волошиным. Волошин защищал честь женщины, которую звали Елизавета Дмитриева, более известная среди литераторов Серебряного века как Черубина де Габриак.
Елизавета Дмитриева (Черубина де Габриак)
Елизавета Дмитриева родилась 31 марта 1887 г. в Петербурге, в небогатой дворянской семье. Ее отец работал школьным учителем, мать — врачом. В детстве девочка переболела туберкулезом, после которого всю жизнь хромала. Лиля часто была прикована к посели, но это не помешало ей поступить в женскую гимназию и хорошо учиться в ней.
Стихи Лиза начала писать с 1900 года. Непростые взаимоотношения в семье, смерть отца повлияли на возникновение у девушки особого мироощущения: она все больше погружалась в мистический и религиозный мир.
Закончив гимназию, Елизавета поступила в Императорский Женский Педагогический институт, где обучалась истории и французской средневековой литературе. Летом 1907 года Дмитриева отправилась в Сорбонну слушать лекции по испанской средневековой истории и литературе. В Париже девушка встретилась с молодым поэтом Николаем Гумилевым в студии художника Себастьяна Гуревича, который писал ее портрет. Во Франции Елизавета не оставляет творчества и пишет стихи, интересуется литературой и оккультизмом.
Уже вернувшись в Россию, в 1908 году Лиля Дмитриева знакомится с поэтом и художником Максом Волошиным на одной из литературных сред в доме Вячеслава Иванова. Волошин записал в своем дневнике:
Стихи Лиза начала писать с 1900 года. Непростые взаимоотношения в семье, смерть отца повлияли на возникновение у девушки особого мироощущения: она все больше погружалась в мистический и религиозный мир.
Закончив гимназию, Елизавета поступила в Императорский Женский Педагогический институт, где обучалась истории и французской средневековой литературе. Летом 1907 года Дмитриева отправилась в Сорбонну слушать лекции по испанской средневековой истории и литературе. В Париже девушка встретилась с молодым поэтом Николаем Гумилевым в студии художника Себастьяна Гуревича, который писал ее портрет. Во Франции Елизавета не оставляет творчества и пишет стихи, интересуется литературой и оккультизмом.
Уже вернувшись в Россию, в 1908 году Лиля Дмитриева знакомится с поэтом и художником Максом Волошиным на одной из литературных сред в доме Вячеслава Иванова. Волошин записал в своем дневнике:
Лиля Дмитриева. Некрасивое лицо и сияющие, ясные, неустанно спрашивающие глаза...
Волошин уезжает в Париж, откуда письмами подбадривает Дмитриеву, которой не хватало веры в собственные творческие силы: «Если вы говорите, что я имею право писать стихи, то это снимает с меня чувство вины, и я буду их писать», - записала она. Девушка считала себя лишь скромной учительницей Петровской женской гимназии с заурядными внешними данными и отсутствием таланта. Переписка не сделала Волошину и Дмитриеву ближе, они были в то время друзьями и единомышленниками.
На лекции в Академии художеств в 1909 году Дмитриева вновь увидела Гумилева. Все чаще и чаще молодые люди стали видеться, писали друг другу письма и поздно возвращались домой после творческих вечеров. Несколько раз Гумилев делал Дмитриевой предложение, но она всегда ему отказывала: «Воистину, он больше любил меня, чем я его. Он знал, что я не его невеста, видел даже моего жениха. Ревновал. Ломал мне пальцы, а потом плакал и целовал край платья».
Сам же Гумилев, влебленный в Дмитриеву, написал проникновенные строки:
Сам же Гумилев, влебленный в Дмитриеву, написал проникновенные строки:
Н. Гумилев
Не смущаясь и не кроясь, я смотрю в глаза людей, Я нашел себе подругу из породы лебедей...
Дом М. Волошина в Коктебеле
Несмотря на чувства Гумилева, Дмитриевой нравился Волошин. Летом она решается на поездку в Крым и отправляется к Волошину в Коктебель. Гумилев едет с ней, пока не подозревая о чувствах Дмитриевой. В Коктебеле Волошин признается в своих теплых чувствах к Елизавете, Гумилев же с иронией встречает любовную неудачу. Алексей Толстой, гостивший в то время в волошинском доме, вспоминал: «...в продолжение недели он занимался ловлей тарантулов. Его карманы были набиты пауками, посаженными в спичечные коробки. Затем он заперся у себя в чердачной комнате дачи и написал замечательную поэму „Капитаны". После этого он выпустил пауков и уехал».
Счастливая Дмитриева остается. Стихи тогда пишутся очень легко. Летом Волошин, Лиля и ее новые произведения возвращаются в Северную столицу. Впереди у Дмитриевой скучая работа в женской гимназии и частные уроки. А еще Гумилев, который так и не смог смириться с решительным отказом Лили выйти за него замуж. Его любовь постепенно превращается в ненависть: он мстит и Волошину, и Дмитриевой, и стихи Лили, которые приносили в «Аполлон», неизменно отвергались.
Счастливая Дмитриева остается. Стихи тогда пишутся очень легко. Летом Волошин, Лиля и ее новые произведения возвращаются в Северную столицу. Впереди у Дмитриевой скучая работа в женской гимназии и частные уроки. А еще Гумилев, который так и не смог смириться с решительным отказом Лили выйти за него замуж. Его любовь постепенно превращается в ненависть: он мстит и Волошину, и Дмитриевой, и стихи Лили, которые приносили в «Аполлон», неизменно отвергались.
Решение о том, как публиковать стихи Елизаветы, если редакция настроена против Дмитриевой, нашел Волошин. И нашел гениально. Нужна была другая поэтесса. Точнее поэтесса была все та же: Лиза Дмитрева, но ей нужен был звучный и загадочный псевдоним, соответствующий романтическому содержанию стихов. Аристократическая фамилия на французский манер «де Габриак» появилась после незначительной корректировки демонического имени Габриах — так звали «беса, защищающего от злых духов». Имя Черубина взяли от «черного» Херувима, заменив отдельные буквы. К стихам Лилиной рукой прилагалось сопроводительное письмо, составленное Волошиным.
Вскоре редактор «Аполлона» получил письмо на надушенной бумаге с траурным обрезом, написанное изящным почерком. Девиз на сургучной печати гласил: «Горе побежденным!». С. Маковский уже на следующий день, взволнованный, читал друзьям творения Черубины. А потом заявил Волошину:
Вскоре редактор «Аполлона» получил письмо на надушенной бумаге с траурным обрезом, написанное изящным почерком. Девиз на сургучной печати гласил: «Горе побежденным!». С. Маковский уже на следующий день, взволнованный, читал друзьям творения Черубины. А потом заявил Волошину:
М. Волошин
Вот видите, Максимилиан Александрович, я всегда вам говорил, что вы мало обращаете внимание на светских женщин. Посмотрите, какие одна из них прислала мне стихи! По-моему, так в Петербурге еще никто не писал!
Литературная слава
Редактор журнала рассыпался в комплиментах и просил прислать Черубину и другие произведения. Каждый день Маковский и Черубина созванивались. И в этих беседах родилась биография девушки, которую «угадывал» сам Маковский: восемнадцатилетняя католичка живет в особняке «на Островах» под строжайшим надзором отца-деспота и монаха-иезуита, ее исповедника.
Слухи о прекрасной девушке быстро вышли за стены редакции. Откуда она - неизвестно, то ли испанка, то ли француженка. Почему-то никому не показывается... Привлеченный такой мистификацией, стихами Черубины бредит весь литературный Петербург. Все «аполлоновцы» были влюблены в незнакомку. Не стал исключением и Гумилев.
Слухи о прекрасной девушке быстро вышли за стены редакции. Откуда она - неизвестно, то ли испанка, то ли француженка. Почему-то никому не показывается... Привлеченный такой мистификацией, стихами Черубины бредит весь литературный Петербург. Все «аполлоновцы» были влюблены в незнакомку. Не стал исключением и Гумилев.
Постепенно Черубина становилась более реальной, чем Дмитриева. Ведь юную испанку любили, мечтали о встрече с ней. А где в этой истории место для хромой и невзрачной Дмитриевой? Выносить это, оказалось, тяжело. Лиля даже начала писать эпиграммы сама на себя, издеваясь над Черубиной. Когда в очередной раз она услышала: «Теперь вы издеваетесь над Черубиной де Габриак, потому что ваши приятели, Макс и Гумми (Гумилев), влюбились в эту испанку?» — у нее вырвалось: «Черубина де Габриак — это я…»
О том, как Лиле было тяжело, очень точно написала Марина Цветаева:
О том, как Лиле было тяжело, очень точно написала Марина Цветаева:
Влюбился весь „Аполлон" — имен не надо. Их было много, она — одна. Они хотели видеть, она — скрыться. И вот — увидели, то есть выследили… Как лунатика — окликнули и окликом сбросили с башни ее собственного Черубининого замка — на мостовую прежнего быта, о которую разбилась вдребезги.
Волошин считал, что выдуманная Черубина — это тот ключ, которым можно открыть глубоко замкнутые родники творчества Лили. Но он ошибся. Когда мистификация была раскрыта, Лиля не смогла больше ни писать стихи, ни встречаться с Волошиным. Все ее таланты остались в том, испанском имени...
В последнем письме в Волошину она с горечью пишет: «Я стою на большом распутье. Я ушла от тебя. Я не буду больше писать стихи. Я не знаю, что я буду делать. Макс, ты выявил во мне на миг силу творчества, но отнял ее от меня навсегда потом. Пусть мои стихи будут символом моей любви к тебе».
А как же дуэль Гумилева и Волошина? Как уже было сказано, Гумилев тоже преклонялся перед таинственной испанкой и даже писал ей любовные письма.
В момент дуэли он еще не знал настоящего имени незнакомки. И нанес оскорбление самой Лиле, отомстив, пожалуй, за ее отказ выйти за него. Вступившийся за честь Дмитриевой Волошин дал Гумилеву пощечину, после которой дуэль оказалась неизбежной...
В последнем письме в Волошину она с горечью пишет: «Я стою на большом распутье. Я ушла от тебя. Я не буду больше писать стихи. Я не знаю, что я буду делать. Макс, ты выявил во мне на миг силу творчества, но отнял ее от меня навсегда потом. Пусть мои стихи будут символом моей любви к тебе».
А как же дуэль Гумилева и Волошина? Как уже было сказано, Гумилев тоже преклонялся перед таинственной испанкой и даже писал ей любовные письма.
В момент дуэли он еще не знал настоящего имени незнакомки. И нанес оскорбление самой Лиле, отомстив, пожалуй, за ее отказ выйти за него. Вступившийся за честь Дмитриевой Волошин дал Гумилеву пощечину, после которой дуэль оказалась неизбежной...
Ослепительный и короткий век Черубины де Габриак закончился. Он совпал с Серебряным веком: таким же ослепительным. Чего в нем только не было: целомудрие и порок, смерть и жизнь, любовь и предательство. О том, как кровью горело это прекрасное и странное время, студенты факультета журналистики СПбГУ сняли фильм, рассказав там о судьбе Черубины, той женщины «из породы лебедей», ставшей музой для многих, приобщившей их к чуду и заставившей увидеть «негасимый свет».