Мы часто находим в искусстве оправдание безумиям нашего мира: во время самых кровавых воин люди продолжают писать стихи. «Когда говорят пушки, музы молчат» – Игорь Стравинский однажды взялся доказывать обратное, и в Европе, истерзанной Первой Мировой Войной, вместе с приятелем Шарлем Рамю создал «Историю солдата» – забавную постановку для маленьких сельских театров, трёх исполнителей (Рассказчик, Солдат и Дьявол) и семи инструментов (скрипка, контрабас, фагот, корнет-а-пистон, тромбон, кларнет и перкуссия). Маленькие театры выросли до ведущих, стихи были переведены на разные языки, интерпретированы такими известными людьми, как Курт Воннегут, а «История солдата» прочно укрепилась в театральном репертуаре, пережив эпоху. Михаил Кисляров сделал попытку поставить спектакль и в современной России – «Черт, солдат и скрипка» гастролирует по театрам вместе с тремя главными исполнителями – «неактерами» – Владимиром Познером, Андреем Макаревичем и Дмитрием Ситковецким.

Современная интерпретация на русском языке в стихотворной форме выполнена Михаилом Успенским, имя которого можно увидеть на обложках сомнительного качества книг у мужчин сурового вида в метро. От такого автора опасливо ждешь сальностей и пошлостей, но совершенно не представляешь его тексты достойными исполнителей, которых мы привыкли причислять к интеллигенции – должен же у них быть некоторый снобизм! Но стихи, местами сбивчивые, местами грубые, вдруг оказываются на удивление удачными. Они не вульгарные, они простые: точно так же просты и рисунки Макаревича, время от времени появляющиеся в качестве декораций, танцы, которые исполняют участники, не победители даже одноименного шоу на ТНТ. Не слишком ли много простоты для имен Познера, Ситковецкого, Осетинской? Они интуитивно понимают вещь, которой следовало бы учить многих театральных режиссеров: Стравинский достаточно сложен, чтобы все остальное было простым. Главный герой в этом спектакле — музыка, которая незаслуженно остается незамеченной. А игривая, залихватская, народная рифма укладывается в размер старых сказок – сказки не тестируют поэтическими канонами – и потому, сталкиваясь с музыкой Маэстро, не теряет и не проигрывает: это не простота и сложность оттеняют друг друга, это две вечности – народная и музыкальная – позволяют случиться спектаклю.

На этом фрагменте Гёте, должно быть, нервно вздрагивает в гробу, но зритель смеется – радость оправдывает искажение классической красоты. Черт, улыбаясь, заигрывает с Солдатом, разрушает фаустианский мирок, лубочными прибаутками настраивает нас на счастливую концовку – но внимательный зритель услышит, как сквозь русскую плясовую прорывается чарующая мелодия кларнета, и танцор-солдат, пластически изгибаясь, пляшет именно под эту незаметную мелодию. Вот они, чаяния русского человека, Ваньки, который, казалось бы, вырос из дурачка и стал Иваном, солдатом, человеком, остаивавшим интересы своей Родины и торопившимся домой к семье и невесте. Можем ли мы его упрекнуть в том, что он захотел поменять скрипку на богатство, довольство и знание? Как часто мы сами отказывались от чего-то простого, в суете не заметив вечности: поменяли поэтов на менеджеров, запах сирени – на запах нефти? Болезненно-патриотическая фабула состоит в том, что жить хорошо даже трикстеру, Ваньке, выходящему из всех бед и перипетий, на Руси и тем более вне ее не получится. Можно только идти от одной войны с самим собой к другой, не соблазняясь на заманчивые предложения Черта. Этот Солдат – новый тип сказочного героя, и он, конечно, учит нас главному – счастливого финала не будет.

У этой хамоватой, грубой и очень нежной истории нет морали. «История солдата» – когда забываешь отчество у тирана или президента, когда неважно, на каком канале работаешь и где даешь концерты. «История солдата» – когда не помнишь ни город, ни страну, ни век. «У Бога законов много», – с характерным акцентом произносит Познер. Да, много. И, наверное, он любит игру, раз придумал театр, поэзию или музыку, например. Триединство на сцене собирает в ладони ноты, рифмы и па, чтобы швырнуть в лицо зрителю концентрированную наглость, от которой дух сводит, веселость шире всяких забав, искренность – дружескую, домашнюю. Морали не будет. Эта история – не про мораль. Она нужна нам для того, чтобы выйти из театра и продолжать любить мир – со всеми его безумиями, со всеми несовершенствами, со всеми страхами – как любил Игорь Стравинский, когда солдаты маршировали вдоль его музыки. «Удобрить ее солдатам / Одобрить ее поэтам». Стравинский и Рамю одобрили.

Эту войну тоже никто не объявлял, но она ведется с начала времен – с любым негласным злом – война за возможность смеяться во весь голос, не вспоминая, что в мире существуют отчаяние, боль и несправедливость. У нас нет против них оружия, но есть искусство. Оно нас и спасет. Солдата спасет его скрипка, Бога – надежда, а зрителя – улыбки трех друзей, решивших вопреки предубеждениям и непохожести сыграть в одном спектакле.