Закон о госязыке:
прокрустово ложе или ахиллесова пята
7 вопросов об одном из самых обсуждаемых законов в России

Трудно вспомнить ещё один закон, который так долго и так горячо обсуждался бы юристами, лингвистами и общественностью. Федеральный закон № 53-ФЗ «О#nbsp;государственном языке РФ» с момента своего появления критикуется, сколько бы редакций ни прошёл: туманный, декларативный, невыполнимый – так говорили о нём. Между тем 1 июня ему исполнится 20 лет. И где, если не в выпуске «Слово», попробовать ответить на непростые вопросы о его истории, ведь слова – это то, с чем закон в первую очередь имеет дело.

Что такое государственный язык?
Если простыми словами, то это язык, на котором ведутся все государственные дела. Ещё это «универсальный» язык, создающий общее коммуникативное пространство в стране. Несмотря на то, что в ней могут жить сотни народов, в качестве государственных выбирают языки так называемых титульных наций, чья культура исторически преобладает. Чтобы другие языки при этом не были ущемлены, нужна грамотная языковая политика, охраняющая и развивающая их. Языковой вопрос – это всегда деликатный вопрос, соблюсти баланс в нём сложно, и идеальной формулы, увы, нет.

В России государственным языком признан русский – это закреплено в ст. 68 Конституции РФ. Там же провозглашено, что республики в составе России вправе устанавливать свои государственные языки, которые используются в местных органах власти наравне с русским. Например, в республике Крым помимо русского ещё два государственных языка – украинский и крымско-татарский.
Когда русский язык получил статус государственного языка?
В современной истории такой статус за ним был закреплён в 1991 году законом «О языках народов РСФСР», а после распада СССР в упомянутой ст. 68 Конституции РФ 1993 года.

В советский период, несмотря на свою распространённость (к слову, в 1980-е в мире насчитывалось около 350 млн русскоговорящих), русский язык не был государственным. В. И. Ленин, лидер революции в России, был против установления государственного языка, потому что оно подразумевает выделение из множества языков один, а этого, по его мнению, нельзя допускать в мире, где все нации и языки равны. По Конституции СССР, принятой в 1924 году, русский относился к «общеупотребительным языкам» наравне с украинским, белорусским, грузинским, армянским и тюрко-татарским (современным азербайджанским), а в редакции 1931 года – ещё и с узбекским, туркменским и таджикским. На этих языках должны были печататься декреты и постановления ЦИК, его Президиума и СНК СССР.
С начала 1960-х русский язык стали называть языком межнационального общения, а национальные языки – родными языками, использующимися в основном в быту. Но статуса государственного русский не имел. Интересно, что в США – ещё одном крупном многонациональном государстве XX века – государственный язык тоже не был установлен.
Зачем понадобился отдельный закон, если статус русского языка как государственного уже был закреплён?
Чтобы конкретизировать функции государственного языка и обеспечить ему дополнительную юридическую защиту – в частности обязать всех, кто использует государственный язык, соблюдать его нормы. Задумка хорошая, но исполнение оказалось неудачным: закон критиковался юристами и лингвистами.
Что было не так с первой редакцией закона «О государственном языке РФ»?
Прежде всего экспертов возмущало то, что закон не пояснял, что вообще такое «государственный язык». Надо сказать, что проект, внесённый на рассмотрение в 2001 году, в феврале 2003-го отклонили именно потому, что в нём не было чёткой терминологии. Но в 2005-м, когда закон был принят, трактовки ключевого понятия всё так же не было. Эта неясность породила множество дискуссий в политической, научной и общественной среде. Лингвисты спорили о том, что собой представляют нормы государственного языка, насколько они совпадают с нормами официально-делового стиля и современного русского литературного языка. Выходило так: если не ясно, что является нормой, не ясно и то, что считать отступлением от неё, то есть нарушением закона.

К слову, в 2009 году был утверждён «Список грамматик, словарей и справочников, содержащих нормы современного русского литературного языка при его использовании в качестве государственного языка РФ», но и он не решил проблему. Предложенные четыре словаря не охватывали все важные нормы. Например, ректор СПбГУ Н. М. Кропачев указывал на то, что в этом списке нет толкового словаря, который востребован в судах: с его помощью специалисты могли бы проверять, если ли у слова, к примеру, оскорбительная коннотация.

Ещё один недостаток закона «О государственном языке РФ», замеченный уже в первой редакции, – он не давал представления о том, какая именно ответственность грозит тем, кто нарушил его положения.

Кроме того, началась многолетняя полемика из-за п. 6 ст. 1, гласившего: «При использовании русского языка как государственного языка РФ не допускается использование слов и выражений, не соответствующих нормам современного русского литературного языка, за исключением иностранных слов, не имеющих общеупотребительных аналогов в русском языке». Складывалось впечатление, что все заимствования не соответствуют этим нормам, даже те, что давно стали привычными, например, слово «компьютер». Эксперты возмущались из-за того, что закон, на их взгляд, ограничивает развитие языка – ведь оно происходит в том числе за счёт заимствований.
«Прокрустово ложе» официального языка не может и не должно ограничивать естественное развитие языка, однако для реализации по ставленных перед ним целей допускает только устоявшуюся языковую норму, которая должна фиксироваться для исключения каких-либо споров и разногласий.
С. А. Белов, Н. М. Кропачев. «Что нужно, чтобы русский язык стал государственным?»
Некоторые эксперты высказывались даже о том, что называть языки субъектов государственными в угоду этим самим субъектам – «логико-содержательная недоработка», по выражению лингвиста С. П. Кушнерука.
<…> Либо мы говорим о существовании государственного языка России как многонационального государства, либо, подмигивая и многозначительно поднимая глаза вверх, ведём словесную игру, вводя самих себя в лёгкую лингвистическую шизофрению, совершенно не способствуя этими лингвистическими играми межнациональному единству страны, точности и выверенности государственных законов.
С. П. Кушнерук. «Федеральный закон России о государственном языке как объект документно-лингвистического анализа»
Все эти замечания вынудили чиновников продолжить работу над текстом закона, а заодно и над созданием исчерпывающего источника норм русского языка как государственного.
Как пытались исправить недостатки закона, и почему получилось не очень?
Попытку усовершенствовать закон предприняли в 2014 году. Толкования понятия «государственный язык» в новой редакции по-прежнему не было, как и чётко определённой ответственности за нарушение закона. Но уточнялись сферы, где государственный язык используется (помимо деятельности органов власти): в продукции СМИ, при показах фильмов в кинозалах, при публичных исполнениях произведений литературы, искусства, народного творчества в театрально-зрелищных, культурно-просветительных, зрелищно-развлекательных мероприятиях. Общественность тревожило то, что закон станет прокрустовым ложем, из-за которого культурное богатство перечисленных сфер оскудеет.
П. 6 ст. 1 дополнили запретом нецензурной брани, и на этот раз недоумение лингвистов вызвало, во-первых, само понятие «нецензурная брань», поскольку термин до этого не использовался (в отличие от «ненормативной лексики», «нецензурной лексики», «бранной лексики»). А во-вторых, упоминание его в контексте соблюдения норм русского литературного языка: брань по определению находится за его пределами. Эксперты роптали: что есть брань, а что нет, из-за этой неопределённости носитель языка вынужден решать интуитивно, следовательно, закон оставался туманным. Чтобы его можно было применять на практике, учёные советовали создать словарь инвективы или хотя бы перечень слов и выражений, которые будут отнесены к той самой нецензурной брани.
Каждый гражданин Российской Федерации должен иметь возможность понять содержание адресованных ему правовых предписаний, а каждый правоприменитель должен единообразно толковать содержание правовых документов, обеспечивая на практике реализацию принципов правовой определённости, юридического равенства и справедливости.
Н. М. Кропачев на заседании президентского Совета по русскому языку в 2019 г.
Вердикт был таков: закон по-прежнему нуждался в доработке.
Почему возникла шумиха вокруг поправок 2023 года?
Эти поправки были приняты в феврале 2023 года и вступили в силу 1 января 2025-го. Как только их утвердили, в СМИ началось обсуждение плюсов и минусов новой редакции закона. Журналисты ошибочно назвали его «запрещающим иностранные слова», хотя прямого запрета на заимствования в обновлённом тексте не было. Но было вот что.

Список сфер, в которых используется государственный язык, пополнился. Например, к ним отнесли официальные взаимоотношения и переписку органов власти и организаций всех форм собственности с частными лицами, оформление документов, удостоверяющих личность, почтовых отправлений, а также сферу образования. Множество вопросов у общественности, особенно у предпринимателей, вызвал пункт об использовании государственного языка «в информации, предназначенной для потребителей товаров»: без уточнения не было ясно, какая именно информация относится к таковой. Трактовку предложили осенью того же года в новом законопроекте: это нерекламная информация о виде товара, его свойствах, особых условиях его приобретения (например, акциях, льготах) и о самой организации. Указывалось, что эти сведения должны предоставляться на государственном языке, а «дополнительно, по усмотрению изготовителя» могут быть продублированы на других языках. При этом на товарные знаки эти требования не должны распространяться. На сегодня законопроект прошёл рассмотрение в первом чтении.

Так вот, согласно новой редакции закона, если в указанных сферах использовались тексты на ином, кроме государственного, языке, их нужно было дублировать на русском. Закон требовал, чтобы оба варианта были идентичными по содержанию, равнозначными по размещению и техническому оформлению (то есть имели одинаковые параметры – цвет, тип и размер шрифта), а также выполнены разборчиво. То же касалось звуковой информации. Очевидно, что само по себе дублирование сведений на русском языке не означало запрета иностранной лексики, о котором писали СМИ.
Также в новом законе говорилось, что власти могут подвергать проекты нормативных правовых актов лингвистической экспертизе, чтобы исключить несоответствия нормам современного русского литературного языка. Этого положения давно ждали лингвисты.
Одобрительно эксперты встретили и другую поправку: закон возлагал на органы власти ответственность по поддержке издания словарей, справочников и грамматик русского языка, а также создания ресурсов, на которые можно ориентироваться. «Словарного вопроса» касалось ещё одно нововведение: 22 апреля 2024 года закон «О государственном языке РФ» был дополнен ст. 41 о Национальном словарном фонде – предполагается, что это и будет источник норм, о котором говорили многие годы. К созданию такого фонда приступят в нынешнем 2025 году.
Какие проблемы остаются сегодня?
Несмотря на то, что закону 20 лет и он прошёл несколько редакций, его текст всё ещё несовершенен. Например, до сих пор не ясно, что будет тому, кто этот закон нарушит, всё ещё не создан источник норм. Тем не менее, при всех своих недостатках закон «О государственном языке» уже 20 лет хотя бы изредка заставляет нас оглядываться на себя и следить за речью.