Дарья Сизых
Дача Кочкина.
Дом, который еще можно спасти

Есть дома, которые будто живут по своим внутренним законам — помнят голоса, запахи, шаги по скрипучему полу, знают, как звучит дождь по жестяной крыше. Дача Николая Михайловича Кочкина — один из таких домов. Построенная в начале XX века, она пережила не одно превращение: от уютной дачи чиновника до коммунального жилья, от санаторного корпуса до покинутого, аварийного здания, державшегося на последних деревянных балках.

Сегодня этот дом — напоминание о том, как непросто сохранять наследие: как легко потерять, если не беречь, и как долго потом возвращать утраченное.

Кто был хозяином и когда дом возник

Имя хозяина — Николай Михайлович Кочкин — в источниках упоминается скупо, почти канцелярски: «коллежский секретарь», арендатор участка в Сестрорецке. Ни портретов, ни писем, ни воспоминаний — только сухая строчка в архиве, отметка о строительстве дачи.

Дом появился в начале XX века — примерно между 1906 и 1909 годами, когда Сестрорецк переживал свой дачный расцвет. Курортная местность, сосны, свежий воздух и близость к морю делали его любимым приютом петербургских чиновников и интеллигентов.

Фото: citywalls.ru

Собственно, эта история типична для пригородов Петербурга конца XIX – начала XX века. После открытия Приморской железной дороги жизнь на побережье закипела: вдоль путей, на бывших казённых землях, вырастали дачи с башенками, резными наличниками и стеклянными верандами. Чиновник или купец снимал участок у казённого ведомства, ставил деревянный дом — и летом перебирался «на воздух».

Так и Кочкин — один из сотен таких дачников своего времени. Его биография затерялась, как и биографии многих летних жильцов, но сама дача осталась в ландшафте как тихое напоминание о целой эпохе — о времени, когда у каждого чиновника была мечта: дом у моря, немного покоя и чай на веранде с видом на сосны.

Фото: citywalls.ru

Архитектура: загородная простота и столичное веяния моды

Дом на Авенариусской улице (сегодня — улица Максима Горького) выделялся среди соседей. Двухэтажный, с мезонином, рублеными и каркасно-обшивными стенами, он выглядел крепким, но изящным. Вертикальная композиция с башенкой и эркерами придавала дому почти сказочный силуэт — словно он вырос здесь сам, среди сосен и морского воздуха.

Таких построек в Сестрорецке было немного: в его облике чувствовалось дыхание петербургской архитектурной моды, но при этом — прелесть загородного уюта. Это был дом, где дневной свет проходил сквозь жалюзи, оставляя полосы на деревянных стенах.

Фото: citywalls.ru

Архитектурно дачу относят к стилю деревянного модерна с элементами неоренессанса — не парадного, а дачного, где мотивы городской эстетики мягко растворены в простоте. Автор проекта официально не зафиксирован — архитектор остаётся неизвестным, как и в случае со многими дачами начала века.

Подобные дома становились визитной карточкой курортной полосы — «лицевой стороной» Сестрорецка. В них было всё: вкус эпохи, мечта о летнем отдыхе и особая северная безмятежность, которую не спутаешь ни с чем.
Жизнь внутри: от летнего уюта до коммунальной тесноты
Поначалу дом жил своей размеренной дачной жизнью — с верандами, самоварами и гостями из Петербурга. Всё шло по дачному распорядку: тихие вечера, разговоры на крыльце, белые занавески.

Но XX век, как и повсюду, всё перевернул. После революции прежние дачи начали меняться — вместе с укладом и судьбами их хозяев. Сестрорецкие особняки то приспосабливали под коммунальные квартиры, то под дома отдыха и санатории. В разных источниках упоминается, что с 1925 года на даче Кочкина располагался детский дом, а после войны здание перешло в ведение санатория «Сестрорецкий курорт». К концу сороковых уцелевшие деревянные дачи массово отдавали под детские сады и летние лагеря — место отдыха превращалось в пространство воспитания.

Каждая эпоха оставляла свои следы: перегородки, перестроенные комнаты, следы «ремонтов» разных десятилетий. Дом будто вбирал в себя историю века — слой за слоем, вместе с теми, кто жил, и воспитывался под его деревянной крышей.

Фото: citywalls.ru

Испытание временем: разруха и обрушения

К началу 2010-х годов дом уже выглядел уставшим. Краска осыпалась, крыша текла, по фасаду шли трещины — следы долгого безремонтного существования. В 2016 году жильцов расселили: здание признали аварийным, и с тех пор оно осталось один на один со временем.

Дальше события развивались по знакомому петербургскому сценарию: в мае 2018 года обрушился эркер с башенкой — та самая, что когда-то была архитектурной доминантой дома.

Фото: citywalls.ru

Год спустя частично обвалился фасад. К тому моменту здание уже потеряло большую часть своей узнаваемости: от прежнего облика остались только фрагменты — резные наличники, выбитые окна, следы узора на досках.

Фотографии тех лет фиксируют почти театральную драму разрушения: изящные детали, потемневшие от влаги, обвалившиеся углы, а в оконных проёмах — пыль, мусор и пустота.
Формально дом имел охранный статус — объект культурного наследия регионального значения. Но статус, как часто бывает, не лечит ран. Без людей, без технологий, без денег — он остаётся лишь строкой на сайте КГИОП. А без участия живых людей любое «наследие» неизбежно превращается в «руину».

Фото: citywalls.ru

Программа «Рубль за метр» и шанс на возрождение


Хорошая новость в этой истории всё-таки есть. Для таких домов в последние годы появилась реальная возможность спасения — программа «Рубль за метр». Суть проста: инвестору передаётся здание с обязательством провести реставрацию и вернуть его в жизнь — в хозяйственный оборот, но с сохранением исторического облика.


Дача Кочкина вошла в один из таких списков. В 2025 году объект передали в аренду компании «Белла Терра», которая заявила о намерении восстановить дом и приспособить его под небольшую гостиницу или апартаменты. По предварительным оценкам, проект потребует инвестиций порядка ста–полутораста миллионов рублей — сумма, сопоставимая с ценой на строительство нового дома, но здесь речь идёт о спасении подлинника.


Реставрация деревянного здания — это не косметика и не «ремонт». Это сложная инженерно-реставрационная работа: укрепление фундамента, восстановление несущих стен, реконструкция кровли, воссоздание резных деталей, антисептирование древесины, согласование с надзорными органами. На практике — это почти хирургическая операция: работа точная, дорогая и требующая терпения. И потому особенно важно, когда за неё берутся те, кто понимает ценность не только в квадратных метрах, но и в памяти дерева.

Почему стоит сохранять такие дачи
Дача Кочкина — это не просто сохранённый фасад и пара резных наличников. Это часть культурной ткани, где сплелись дачная культура начала XX века, эстетика деревянного зодчества и привычки летней жизни. Сохраняя такие дома, мы сохраняем не только архитектуру — мы удерживаем саму идею синтеза: столичного модерна и провинциальной простоты, утончённости и уюта. Это наследие не про стены — про образ жизни. Про запах сосен по утрам, звон посуды на веранде, про ту размеренность, с которой когда-то жили на дачах и умели замечать солнце в щелях ставен.

Дача Кочкина — пример того, как хрупко живёт «наследие»: на грани между разрухой и возрождением, между памятью и удобством. Подобные дома можно воспринимать по-разному — как музейные реликвии или как живые организмы, которым нужны уход и внимание. Они требуют заботы, но и платят взамен — атмосферой, историей, чувством преемственности.

Когда такие здания получают новую функцию — становятся гостиницами, культурными центрами, местами притяжения, — это не обязательно «обезличивание». Напротив, это шанс вернуть им дыхание, голоса, свет. Если проекту «Белла Терра» удастся запланированное восстановление, то дом снова наполнится жизнью. Если нет — город потеряет ещё один кусочек своей памяти, растворившийся среди сосен и песка.

В конечном счёте выбор остаётся за нами — хранить или отпускать. Потому что наследие не живёт само по себе: оно существует ровно настолько, насколько мы готовы его поддерживать.

Фото: citywalls.ru

В начало материала
Вернуться к теме недели