Анастасия Кругликова
Первый брак страны Советов
Удовлетворить половую потребность должно быть также просто, как выпить воду из стакана – если есть жажда, она должна сразу и без лишних эмоций утоляться. Такой была теория стакана воды, популярная среди молодежи в первые послереволюционные годы, в новой, советской России...
...Теория, авторство которой часто приписывают Александре Михайловне Коллонтай. Первой в мире женщине-министру и женщине-послу, соратнице Ленина.
Это правда её теория? Как к «стакану воды» относились Владимир Ильич и другие лидеры большевиков?
И какой была любовь в жизни самой Коллонтай – в те самые революционные годы?
Александра Коллонтай в молодости
«Среди складно скроенных, ловких в движениях моряков» он «выделялся законченной солидностью: басистым голосом, спокойной уверенностью походки, спокойной выдержкой черных глаз и курчавистой бородкой — красавец парень и деловитый»
Весна 1917 года, уместившаяся между Февральской и Октябрьской революциями.
Матросы настороженно смотрят на женщину, поднимающуюся по трапу в длинном платье и в шляпке. Дама на корабле… Сами понимаете. Лишь один из матросов, председатель Центробалта, подходит поздороваться. Улыбается. Говорит, она – первая женщина на палубе линкора.
«Среди складно скроенных, ловких в движениях моряков» он «выделялся законченной солидностью: басистым голосом, спокойной уверенностью походки, спокойной выдержкой черных глаз и курчавистой бородкой — красавец парень и деловитый» – так вспомнит о нём Владимир Антонов-Овсеенко, тот самый, который через полгода будет штурмовать Зимний дворец и арестует Временное правительство.
Сейчас, весной, у власти именно оно. Оно не хочет заканчивать войну, затяжную и тяжелую для народа Первую мировую – так мы называем её сейчас. Лозунг «война до победного конца», пожалуй, главная причина ненависти к Временному правительству со стороны большей части армии и флота. Цели войны народу не ясны, последствия – катастрофичны.
Мало кто готов продолжать воевать. Образован Центробалт, он же Центральный комитет Балтийского флота, – выборный орган матросов, группа людей, которой они доверяют представлять свои интересы. Центробалт уже открыто ведёт борьбу против Керенского, возглавляющего Временное правительство. И всё больше заражается идеями большевизма.
Матросы настороженно смотрят на женщину, поднимающуюся по трапу в длинном платье и в шляпке. Дама на корабле… Сами понимаете. Лишь один из матросов, председатель Центробалта, подходит поздороваться. Улыбается. Говорит, она – первая женщина на палубе линкора.
«Среди складно скроенных, ловких в движениях моряков» он «выделялся законченной солидностью: басистым голосом, спокойной уверенностью походки, спокойной выдержкой черных глаз и курчавистой бородкой — красавец парень и деловитый» – так вспомнит о нём Владимир Антонов-Овсеенко, тот самый, который через полгода будет штурмовать Зимний дворец и арестует Временное правительство.
Сейчас, весной, у власти именно оно. Оно не хочет заканчивать войну, затяжную и тяжелую для народа Первую мировую – так мы называем её сейчас. Лозунг «война до победного конца», пожалуй, главная причина ненависти к Временному правительству со стороны большей части армии и флота. Цели войны народу не ясны, последствия – катастрофичны.
Мало кто готов продолжать воевать. Образован Центробалт, он же Центральный комитет Балтийского флота, – выборный орган матросов, группа людей, которой они доверяют представлять свои интересы. Центробалт уже открыто ведёт борьбу против Керенского, возглавляющего Временное правительство. И всё больше заражается идеями большевизма.
Павел Дыбенко
Первым председателем Центробалта избран Павел Ефимович Дыбенко. Человек, более известный петербуржцам как… станция метро. И район с сомнительной репутацией – говорят даже, «можно вывезти девушку с Дыбенко, но Дыбенко из девушки…». Кстати, станцию, соседнюю со станцией «улица Дыбенко», сначала хотели назвать не «Проспект большевиков», как сейчас, а «улица Коллонтай». Что было бы красивым продолжением истории любви. Впрочем, улица Коллонтай всё-таки находится недалеко от станции метро, названной фамилией Петра Ефимовича – её бывшего мужа.
Да, именно Александра Михайловна Коллонтай поднимается на палубу, чтобы выступить перед матросами. Сейчас – лидер партии большевиков, вскоре она станет первой в мире женщиной-министром и первой в мире женщиной-послом.
Она пришла агитировать за большевистскую власть.
Подходит к ней поздороваться именно Павел Дыбенко. Он же после речи отвозит её назад на катере, и – всё как в кино – поднимает на руки и выносит на берег.
Да, именно Александра Михайловна Коллонтай поднимается на палубу, чтобы выступить перед матросами. Сейчас – лидер партии большевиков, вскоре она станет первой в мире женщиной-министром и первой в мире женщиной-послом.
Она пришла агитировать за большевистскую власть.
Подходит к ней поздороваться именно Павел Дыбенко. Он же после речи отвозит её назад на катере, и – всё как в кино – поднимает на руки и выносит на берег.
Мезальянс, который стал «радостью через край»
«Подъезжаешь к рабочему посёлку и не знаешь, как тебя встретят. В одном – советская власть, в другом – анархистские банды, в третьем – кулаки захватили власть, угрожают бедноте, ждут Деникина»
Александра Коллонтай – до 19 лет Александра Домонтович, а чаще - Шурочка. Дочь царского генерала Михаила Домонтовича. В юности она танцевала на балах вместе с самой императрицей Александрой Федоровной. В тот момент Павел… Ещё не родился.
В момент их первой встречи ей 45, ему – на 17 лет меньше. Позже её спросят, как она решилась связать себя с ним, несмотря на такую разницу в возрасте. Она ответит «мы молоды, пока нас любят».
Он – крестьянский сын. Образование толком не получил. Часто зарабатывал физическим трудом.
После первой встречи на линкоре почти год их общение было официальным. 7 декабря 1917 Дыбенко пишет ей: «Товарищ Коллонтай! Я буду сегодня с 7 часов вечера. С сердечным приветом к Вам. П. Дыбенко». Эта записка сохранилось в личном архиве Коллонтай с пометкой «Первой письмо Павла ко мне».
Начался роман – начался вместе с Гражданской войной. Дыбенко на фронте, Коллонтай в разъездах по стране, выступает перед солдатами, матросами, рабочими, интеллигентами. «Подъезжаешь к рабочему посёлку и не знаешь, как тебя встретят. В одном – советская власть, в другом – анархистские банды, в третьем – кулаки захватили власть, угрожают бедноте, ждут Деникина».
Полуразрушенное здание. Столпившиеся красноармейцы. На подмостки поднимается маленькая женщина – так же, как на линкор, в голубом платье и соломенной шляпе. Достает шпильку, снимает шляпку, встряхивает волосами и начинает… Агитировать за советскую власть.
Они встречаются на пару дней в разных городах. «Наши отношения всегда были радостью через край, наши расставания полны были мук, эмоций, разрывающих сердце. Вот эта сила чувств, умение пережить полно, горячо, сильно, мощно влекли к Павлу», скажет она.
В момент их первой встречи ей 45, ему – на 17 лет меньше. Позже её спросят, как она решилась связать себя с ним, несмотря на такую разницу в возрасте. Она ответит «мы молоды, пока нас любят».
Он – крестьянский сын. Образование толком не получил. Часто зарабатывал физическим трудом.
После первой встречи на линкоре почти год их общение было официальным. 7 декабря 1917 Дыбенко пишет ей: «Товарищ Коллонтай! Я буду сегодня с 7 часов вечера. С сердечным приветом к Вам. П. Дыбенко». Эта записка сохранилось в личном архиве Коллонтай с пометкой «Первой письмо Павла ко мне».
Начался роман – начался вместе с Гражданской войной. Дыбенко на фронте, Коллонтай в разъездах по стране, выступает перед солдатами, матросами, рабочими, интеллигентами. «Подъезжаешь к рабочему посёлку и не знаешь, как тебя встретят. В одном – советская власть, в другом – анархистские банды, в третьем – кулаки захватили власть, угрожают бедноте, ждут Деникина».
Полуразрушенное здание. Столпившиеся красноармейцы. На подмостки поднимается маленькая женщина – так же, как на линкор, в голубом платье и соломенной шляпе. Достает шпильку, снимает шляпку, встряхивает волосами и начинает… Агитировать за советскую власть.
Они встречаются на пару дней в разных городах. «Наши отношения всегда были радостью через край, наши расставания полны были мук, эмоций, разрывающих сердце. Вот эта сила чувств, умение пережить полно, горячо, сильно, мощно влекли к Павлу», скажет она.
Дыбенко уговаривает её жениться, хотя она о втором браке не мечтает – вот совсем. Но действует последний аргумент Павла: ты, говорит, не хочешь за меня выходить, потому что я крестьянский сын. Александра знает, что он болезненно воспринимает общее её превосходство, у неё всё лучше, всего больше – образования, воспитания, лет. Решает не уязвлять его гордость сильнее, чем её уже уязвляет жизнь.
Большевики вводят институт гражданского брака – теперь можно просто расписаться, не венчаясь в церкви (раньше венчание было единственной формой женитьбы – венчались даже Ленин с Крупской!). Коллонтай и Дыбенко становятся одной из первых в стране пар, объявивших о таком браке.
Правда, такая суета, столько дел у обоих, что подписи-то они ставят, на одном из документов, но завершить все прочие формальности то ли забывают, то ли не успевают. Поэтому их брак не будет задокументирован, только объявлен.
Позже, уже из Христиании, Норвегии, то есть, где Коллонтай будет дипломатом, она напишет Сталину: «Прошу больше не смешивать имён Коллонтай и Дыбенко. Трехнедельное пребывание Дыбенко здесь окончательно и бесповоротно убедило меня, что наши пути разошлись. Наш брак не был зарегистрирован, так что всякие формальности излишни».
Но это много позже, в 1923 году.
Большевики вводят институт гражданского брака – теперь можно просто расписаться, не венчаясь в церкви (раньше венчание было единственной формой женитьбы – венчались даже Ленин с Крупской!). Коллонтай и Дыбенко становятся одной из первых в стране пар, объявивших о таком браке.
Правда, такая суета, столько дел у обоих, что подписи-то они ставят, на одном из документов, но завершить все прочие формальности то ли забывают, то ли не успевают. Поэтому их брак не будет задокументирован, только объявлен.
Позже, уже из Христиании, Норвегии, то есть, где Коллонтай будет дипломатом, она напишет Сталину: «Прошу больше не смешивать имён Коллонтай и Дыбенко. Трехнедельное пребывание Дыбенко здесь окончательно и бесповоротно убедило меня, что наши пути разошлись. Наш брак не был зарегистрирован, так что всякие формальности излишни».
Но это много позже, в 1923 году.
Александра Коллонтай в молодости
А пока что Дыбенко уговорил Коллонтай поехать к его родителям, в деревню на Украине. Лето 1919 года. Старики с удивлением смотрят на высокого статного парня. До них доходили слухи, что сын их там, в столицах, большой человек. Доходили и другие – что его давно убили. А он – вот.
Председатель какого-то малопонятного им Центробалта, член правительства Советской России. С женой, да какой – аристократкой, которые бывшими не бывают. Дочь генерала Домонтовича трое суток живёт в крестьянской избе. Глиняный пол, куры во дворе. Поросёнок. Иконы в красном углу.
В деревне проездом фотограф. Он тащит во двор громоздкий деревянный аппарат на треноге, усаживает родителей Дыбенко. За ними ставит молодоженов. Павла одели в черкеску и кубанку, на Александре белая блузка. Потом Александра надела вышитую украинскую сорочку – снова щёлкнул затвор.
Через три дня они садятся на телегу, грузят вещи и уезжают на ближайшую железнодорожную станцию.
Председатель какого-то малопонятного им Центробалта, член правительства Советской России. С женой, да какой – аристократкой, которые бывшими не бывают. Дочь генерала Домонтовича трое суток живёт в крестьянской избе. Глиняный пол, куры во дворе. Поросёнок. Иконы в красном углу.
В деревне проездом фотограф. Он тащит во двор громоздкий деревянный аппарат на треноге, усаживает родителей Дыбенко. За ними ставит молодоженов. Павла одели в черкеску и кубанку, на Александре белая блузка. Потом Александра надела вышитую украинскую сорочку – снова щёлкнул затвор.
Через три дня они садятся на телегу, грузят вещи и уезжают на ближайшую железнодорожную станцию.
Александра Коллонтай и Павел Дыбенко в деревне у его родителей
Теория стакана воды
Вернёмся к нашим стаканам. К теории… Не имеющей к Коллонтай никакого отношения.
«Теорию стакана воды» критикуют и Ленин, и Луначарский. Они считают, что половая развращенность – явления буржуазные. Пролетарий, коммунист не должен быть аскетом, но должен иметь самообладание, в том числе в любви. Тем более, что половая невоздержанность растрачивает ресурсы организма и психики, которые нужны для построения коммунизма.
«Теорию стакана воды» критикуют и Ленин, и Луначарский. Они считают, что половая развращенность – явления буржуазные. Пролетарий, коммунист не должен быть аскетом, но должен иметь самообладание, в том числе в любви. Тем более, что половая невоздержанность растрачивает ресурсы организма и психики, которые нужны для построения коммунизма.
«Я считаю знаменитую теорию “стакана воды” совершенно не марксистской и сверх того противообщественной. В половой жизни проявляется не только данное природой, но и привнесенное культурой, будь оно возвышенно или низко. <…>
Конечно, жажда требует удовлетворения. Но разве нормальный человек при нормальных условиях ляжет на улице в грязь и будет пить из лужи? Или даже из стакана, край которого захватан десятками губ? <…> Коммунизм должен нести с собой не аскетизм, а жизнерадостность и бодрость, вызванную также и полнотой любовной жизни. Однако, по моему мнению, часто наблюдаемый сейчас избыток половой жизни не приносит с собой жизнерадостности и бодрости, а, наоборот, уменьшает их»
Конечно, жажда требует удовлетворения. Но разве нормальный человек при нормальных условиях ляжет на улице в грязь и будет пить из лужи? Или даже из стакана, край которого захватан десятками губ? <…> Коммунизм должен нести с собой не аскетизм, а жизнерадостность и бодрость, вызванную также и полнотой любовной жизни. Однако, по моему мнению, часто наблюдаемый сейчас избыток половой жизни не приносит с собой жизнерадостности и бодрости, а, наоборот, уменьшает их»
Владимир Ленин
Сама Коллонтай, да, использует термин «свободная любовь». Но в каком контексте?
Она много думает и пишет о том, каким будет новый брак в будущем коммунистическом обществе. Делит любовь на «эрос крылатый» и «эрос бескрылый». «Бескрылый» – влечение без духовных скреп. «Крылатый» – та самая любовь, построенная на тонких душевных переживаниях. Коллонтай признает, что любовь – нечто, в чём человек нуждается, и что не только выше половой потребности, но часто даже противоречит ей!
И одна из самых знаменитых ее статей, написанная в 1923 году, называется «дорогу крылатому Эросу!». «Классу борцов в момент, когда над трудовым человечеством неумолчно звучал призывный колокол революции, нельзя было подпадать под власть крылатого Эроса. В те дни нецелесообразно было растрачивать душевные силы членов борющегося коллектива на побочные душевные переживания, непосредственно не служащие революции. Любовь индивидуальная, лежащая в основе “парного брака”, направленная на одного или на одну, требует огромной затраты душевной энергии. Между тем строитель новой жизни, рабочий класс, заинтересован был в том, чтобы экономно расходовать не только свои материальные богатства, но и сберегать душевно-духовную энергию каждого для общих задач коллектива. Вот почему само собою произошло, что в момент обостренной революционной борьбы место всепоглощающего “крылатого Эроса” занял нетребовательный инстинкт воспроизводства – “Эрос бескрылый”.
Но сейчас картина меняется… Теперь, когда революция в России одержала верх и укрепилась, когда атмосфера революционной схватки перестала поглощать человека целиком и без остатка, нежнокрылый Эрос, загнанный временно в терновник пренебрежения снова начинает предъявлять свои права».
Она много думает и пишет о том, каким будет новый брак в будущем коммунистическом обществе. Делит любовь на «эрос крылатый» и «эрос бескрылый». «Бескрылый» – влечение без духовных скреп. «Крылатый» – та самая любовь, построенная на тонких душевных переживаниях. Коллонтай признает, что любовь – нечто, в чём человек нуждается, и что не только выше половой потребности, но часто даже противоречит ей!
И одна из самых знаменитых ее статей, написанная в 1923 году, называется «дорогу крылатому Эросу!». «Классу борцов в момент, когда над трудовым человечеством неумолчно звучал призывный колокол революции, нельзя было подпадать под власть крылатого Эроса. В те дни нецелесообразно было растрачивать душевные силы членов борющегося коллектива на побочные душевные переживания, непосредственно не служащие революции. Любовь индивидуальная, лежащая в основе “парного брака”, направленная на одного или на одну, требует огромной затраты душевной энергии. Между тем строитель новой жизни, рабочий класс, заинтересован был в том, чтобы экономно расходовать не только свои материальные богатства, но и сберегать душевно-духовную энергию каждого для общих задач коллектива. Вот почему само собою произошло, что в момент обостренной революционной борьбы место всепоглощающего “крылатого Эроса” занял нетребовательный инстинкт воспроизводства – “Эрос бескрылый”.
Но сейчас картина меняется… Теперь, когда революция в России одержала верх и укрепилась, когда атмосфера революционной схватки перестала поглощать человека целиком и без остатка, нежнокрылый Эрос, загнанный временно в терновник пренебрежения снова начинает предъявлять свои права».
«Разумеется, в основе “крылатого Эроса” лежит тоже влечение пола к полу, как и при “Эросе бескрылом”, но разница та, что в человеке, испытывающем любовь к другому человеку, пробуждаются и проявляются как раз те свойства души, которые нужны для строителей новой культуры: чуткость, отзывчивость, желание помочь другому. Буржуазная идеология требовала, чтобы все эти свойства человек проявлял по отношению только к избраннице или избраннику сердца, к одному единственному человеку. Пролетарская идеология дорожит главным образом тем, чтобы данные свойства были разбужены и воспитаны в человеке, а проявлялись бы в общении не только с одним избранником сердца, но и при общении со всеми членами коллектива»
Александра Коллонтай
«...выделение “любящей пары”, моральная изоляция от коллектива, в котором интересы, задачи, стремления всех членов переплетены в густую сеть, станет не только излишней, но психологически неосуществимой»
И, да, Коллонтай против разврата: «”Бескрылый Эрос” — противоречит интересам рабочего класса. Во-первых, он неизбежно влечет за собою… излишества, а следовательно телесное истощение, что понижает запас трудовой энергии в человечестве. Во-вторых, он беднит душу <…> В-третьих, он обычно покоится из неравенстве прав во взаимных отношениях полов, на зависимости женщины от мужчины, на мужском самодовлении или нечуткости, что несомненно действует понижающе на развитие чувства товарищества»
Фактически Коллонтай признаётся что точно не знает, какую форму обретет любовь, поскольку в результате построения коммунизма изменится психология человека. Общее братство станет настолько сильнее, что потребность «убегать» в любовь, чтобы избавиться от одиночества, чтобы согреться, исчезнет.
А сейчас главное строить отношения на взаимном уважении, полностью равных правах, без чувства собственности: «…не подлежит сомнению, что в осуществленном коммунистическом обществе любовь, “крылатый Эрос”, предстанет в ином, преображенном и совершенно незнакомом нам виде. К тому времени “симпатические скрепы” между всеми членами нового общества вырастут и окрепнут, “любовная потенция” подымется и любовь-солидарность явится таким же двигателем, каким конкуренция и себялюбие являлись для буржуазного строя. <…> Исчезнет “холод душевного одиночества”, от которого люди при буржуазной культуре искали нередко спасения в любви и браке; вырастут многообразные нити, переплетающие людей между собою душевной и духовной спайкой… выделение “любящей пары”, моральная изоляция от коллектива, в котором интересы, задачи, стремления всех членов переплетены в густую сеть, станет не только излишней, но психологически неосуществимой».
Фактически Коллонтай признаётся что точно не знает, какую форму обретет любовь, поскольку в результате построения коммунизма изменится психология человека. Общее братство станет настолько сильнее, что потребность «убегать» в любовь, чтобы избавиться от одиночества, чтобы согреться, исчезнет.
А сейчас главное строить отношения на взаимном уважении, полностью равных правах, без чувства собственности: «…не подлежит сомнению, что в осуществленном коммунистическом обществе любовь, “крылатый Эрос”, предстанет в ином, преображенном и совершенно незнакомом нам виде. К тому времени “симпатические скрепы” между всеми членами нового общества вырастут и окрепнут, “любовная потенция” подымется и любовь-солидарность явится таким же двигателем, каким конкуренция и себялюбие являлись для буржуазного строя. <…> Исчезнет “холод душевного одиночества”, от которого люди при буржуазной культуре искали нередко спасения в любви и браке; вырастут многообразные нити, переплетающие людей между собою душевной и духовной спайкой… выделение “любящей пары”, моральная изоляция от коллектива, в котором интересы, задачи, стремления всех членов переплетены в густую сеть, станет не только излишней, но психологически неосуществимой».
И Ленин, и Крупская, и Луначарский спорят с подобными утверждениями, считая парную семью самой прочной основой нового общества. Луначарский пишет: «длительный союз во имя общего строительства жизни …единственная форма, которая нам нужна»
Насчёт «свободной любви» Ленин даже предостерегает Коллонтай – неправильно поймут! Александра Михайловна использует это выражение в значении – любовь, свободная от экономической зависимости, от психологической подчиненности женщины мужчине. Свободная любовь – любовь двух равных. Но «дедушка Ленин» окажется прав – поймут не так.
Самой Коллонтай насчет «свободной любви» придётся объясняться всю жизнь. В 1936 она ответит на вопрос о ней так: «Если под словами свободная любовь имеются в виду всякого рода половые анормальности, распущенность, то нет такой страны в мире, где любая тенденция к половым извращениям и излишествам более искренне презиралась бы, что в Советском Союзе».
Насчёт «свободной любви» Ленин даже предостерегает Коллонтай – неправильно поймут! Александра Михайловна использует это выражение в значении – любовь, свободная от экономической зависимости, от психологической подчиненности женщины мужчине. Свободная любовь – любовь двух равных. Но «дедушка Ленин» окажется прав – поймут не так.
Самой Коллонтай насчет «свободной любви» придётся объясняться всю жизнь. В 1936 она ответит на вопрос о ней так: «Если под словами свободная любовь имеются в виду всякого рода половые анормальности, распущенность, то нет такой страны в мире, где любая тенденция к половым извращениям и излишествам более искренне презиралась бы, что в Советском Союзе».
Никакой больше семьи?
Но как же тогда Коллонтай представляет себе семью в новом обществе?
Женщина больше не будет мучиться с готовкой, стиркой и прочим домашним трудом. Будут общественные столовые. Будут прачечные. И если раньше подобное доступно было только богачам, то теперь оно станет нормой жизни. Коммунизм спасёт женщину от домашнего рабства.
Обязанности воспитания детей тоже правильно будет переложить на общество. Повсюду будут введены ясли, дома материнства. Дети станут общими – не должно быть такого, что о своих детях заботишься, а на детей соседки наплевать.
Нет, общество ни в коем случае не будет детей у матери, просто сделает все, чтобы она могла работать на благо коллектива, рожать, а при этом еще и поднимать свой культурный уровень – нужно, чтобы у неё было время почитать книгу, сходить в филармонию!
И. да, только так женщина перестанет быть зависима от мужчины – по-настоящему.
Если вы уже подумали, знает ли что-то о материнстве сама Коллонтай, отвечаю – да, еще в 1894 году она родила сына, Михаила Коллонтая. И их отношения, несмотря на то, что Александра порой месяцами и годами не участвовала в воспитании дитя – работа и вынужденная эмиграция тому виной – всю жизнь были хорошими.
Женщина больше не будет мучиться с готовкой, стиркой и прочим домашним трудом. Будут общественные столовые. Будут прачечные. И если раньше подобное доступно было только богачам, то теперь оно станет нормой жизни. Коммунизм спасёт женщину от домашнего рабства.
Обязанности воспитания детей тоже правильно будет переложить на общество. Повсюду будут введены ясли, дома материнства. Дети станут общими – не должно быть такого, что о своих детях заботишься, а на детей соседки наплевать.
Нет, общество ни в коем случае не будет детей у матери, просто сделает все, чтобы она могла работать на благо коллектива, рожать, а при этом еще и поднимать свой культурный уровень – нужно, чтобы у неё было время почитать книгу, сходить в филармонию!
И. да, только так женщина перестанет быть зависима от мужчины – по-настоящему.
Если вы уже подумали, знает ли что-то о материнстве сама Коллонтай, отвечаю – да, еще в 1894 году она родила сына, Михаила Коллонтая. И их отношения, несмотря на то, что Александра порой месяцами и годами не участвовала в воспитании дитя – работа и вынужденная эмиграция тому виной – всю жизнь были хорошими.
Александра Коллонтай с сыном Михаилом, с сыном и первым мужем Владимиром Коллонтаем, с внуком
Да, подобные идеи кажутся утопичными и по-своему наивными –сделаем вид, дорогие девушки, что мы не усели помечтать, каково это, просто приходить в столовую, когда голодны, и получать из прачечной чистую одежду на всю семью, а вечером – в кино.
Но важно помнить, что многие большевики искренне верили в мировую революцию, после которой вообще не будет государств, а все люди будут жить в мире и трудиться для общего блага человечества. На фоне подобного слома изменение быта – ну такая мелочь. Одну из своих статей о том, какой будет семья, Коллонтай заканчивает словами: «Красные знамена революции, развертывающейся вслед за Россией и в других странах мира, говорят нам о том, что не за горами тот рай на земле, о котором веками тосковало человечество».
Тут, автору, который старается рассказывать безоценочно и объективно, и который, конечно, восхищён самим масштабом идеи, хочется всё-таки заговорить словами, кто бы мог подумать, Степана Трофимовича из «Бесов»:
«Человеку кроме счастья, так же точно и совершенно во столько же, необходимо и несчастие!»
Впрочем, несчастий в жизни самой Коллонтай немало.
Но важно помнить, что многие большевики искренне верили в мировую революцию, после которой вообще не будет государств, а все люди будут жить в мире и трудиться для общего блага человечества. На фоне подобного слома изменение быта – ну такая мелочь. Одну из своих статей о том, какой будет семья, Коллонтай заканчивает словами: «Красные знамена революции, развертывающейся вслед за Россией и в других странах мира, говорят нам о том, что не за горами тот рай на земле, о котором веками тосковало человечество».
Тут, автору, который старается рассказывать безоценочно и объективно, и который, конечно, восхищён самим масштабом идеи, хочется всё-таки заговорить словами, кто бы мог подумать, Степана Трофимовича из «Бесов»:
«Человеку кроме счастья, так же точно и совершенно во столько же, необходимо и несчастие!»
Впрочем, несчастий в жизни самой Коллонтай немало.
«Я всё-таки больше человек, чем женщина»
Однажды она находит у Павла письмо. Там – признания в любви от молодой девушки.
До Александры и раньше доходили слухи об увлечениях мужа, но верить не хотелось.
До Александры и раньше доходили слухи об увлечениях мужа, но верить не хотелось.
«Как же так? Всю жизнь я утверждала свободную любовь, свободную от условностей. От ревности, от унижений. И вот пришло время, когда меня охватывает со всех сторон то же самое чувство <…> сейчас сама не способна <…> справиться с ним»
Александра Коллонтай
В некоторых своих письмах к Павлу она сама во многом, пожалуй, оспаривала тот взгляд на брак, о котором заявляла публично – впрочем, в своих статьях она ведь говорила про будущее, а пока оно не наступило…
«Я не та жена, которая тебе нужна. Я все-таки больше человек, чем женщина. Этим все сказано». «Ты заброшен и у тебя нет дома, нет хозяйки, нет и просто близкого человека, который всегда был бы при тебе. Я на это не гожусь, как сам понимаешь»
Александра Коллонтай
Но если бы только в юных девушках была проблема – может, иначе бы повернулось. Но Павлу, неожиданно для жены, очень нравится жить в Одессе в доме, экспроприированном у бежавшего с белыми богача. Нравится обставлять его с намеком на роскошь. Дом их, пожалуй, всё больше напоминает дом комдива Котова в «Утомлённых солнцем». Не таков идеал Коллонтай. Не так, в её представлении, должен жить строитель коммунизма.
В саду этого самого дома она говорит ему, что уходит. Уезжает. Павел поворачивается к ней спиной и молча идёт в дом. Выстрел. Она бросается в дом.
Не террасе лежит ее муж с револьвером в руке.
Жив. Увозят в госпиталь.
Но как только он сможет вернуться к работе, она всё равно уедет. Не только из Одессы, но вскоре и из страны.
В саду этого самого дома она говорит ему, что уходит. Уезжает. Павел поворачивается к ней спиной и молча идёт в дом. Выстрел. Она бросается в дом.
Не террасе лежит ее муж с револьвером в руке.
Жив. Увозят в госпиталь.
Но как только он сможет вернуться к работе, она всё равно уедет. Не только из Одессы, но вскоре и из страны.
«Шура, почему ты не пишешь?»
Павел Дыбенко в 1930-е годы
«Милая, родная. Как Твоё здоровье.. Удалось ли Тебе уехать в горы? Кто с Тобой? О, как бы мне хотелось быть возле Тебя. Шура, почему Ты не пишешь? Неужели Ты стала безразлична? Я жажду твоего письма. Твой Павел»
Они окончательно разойдутся в 1923. Он женится на той самой девушке Вале, чье письмо нечаянно попало к Александре. У них с Валей будет сын. Но всё равно приедет к Коллонтай в Норвегию, когда она будет работать там. Она сама будет мучительно выбивать ему разрешение на въезд, потому что им «нужно будет поговорить окончательно». Но проводит его обратно «с сухими глазами».
Останутся только письма.
Коллонтай будет отвечать ему редко. В 1925 он будет писать: «Милая, родная. Как Твоё здоровье.. Удалось ли Тебе уехать в горы? Кто с Тобой? О, как бы мне хотелось быть возле Тебя. Шура, почему Ты не пишешь? Неужели Ты стала безразлична? Я жажду твоего письма. Твой Павел»
У него будет и третья жена.
Коллонтай будет уже за шестьдесят, а они продолжат иногда переписываться. В 1936 он напишет ей: «Твое имя для меня было и есть самое близкое, родное, что не может быть никогда забыто или кем-то заменено. Хотелось бы видеть тебя».
В 1938 Дыбенко будет расстрелян.
Коллонтай прославит себя в качестве дипломата на весь мир, много сделает для победы Советского Союза над Гитлером, будучи послом в Швеции, и умрёт только в 1952, не дожив меньше месяца до своего 80-летия.
«Проспект большевиков. Следующая станция – “улица Дыбенко”. Не конечная»
Останутся только письма.
Коллонтай будет отвечать ему редко. В 1925 он будет писать: «Милая, родная. Как Твоё здоровье.. Удалось ли Тебе уехать в горы? Кто с Тобой? О, как бы мне хотелось быть возле Тебя. Шура, почему Ты не пишешь? Неужели Ты стала безразлична? Я жажду твоего письма. Твой Павел»
У него будет и третья жена.
Коллонтай будет уже за шестьдесят, а они продолжат иногда переписываться. В 1936 он напишет ей: «Твое имя для меня было и есть самое близкое, родное, что не может быть никогда забыто или кем-то заменено. Хотелось бы видеть тебя».
В 1938 Дыбенко будет расстрелян.
Коллонтай прославит себя в качестве дипломата на весь мир, много сделает для победы Советского Союза над Гитлером, будучи послом в Швеции, и умрёт только в 1952, не дожив меньше месяца до своего 80-летия.
«Проспект большевиков. Следующая станция – “улица Дыбенко”. Не конечная»
Подписаться на автора текста: